скепсис.
– Салазара называют фашистом. Но так говорят те, кто не учил историю. Во Вторую мировую он спас тысячи евреев от концлагерей. Португалия удержала нейтралитет. Знаете, он спас Португалию… Теперь таких людей нет. Путин есть, но он все равно не Салазар… У него слишком тихий голос. Нда-а.
Сеньор Родригеш затягивается сигаретой и просит хозяйку:
– Можно еще чашечку? Кофе и табак… вот и все, что нам остается…
Чехов, геи, саудади и старая проститутка
У сеньора Родригеша есть маленькая рюмочная, где продается жинжа. Вечером я захожу туда, чтобы купить бутылку или опрокинуть рюмку-другую прямо на улице за высоким столом вроде тех, что стояли в советских чебуречных.
– Com fruta! – говорю я сеньору Родригешу на чистом португальском. И он добавляет в мою рюмку две-три вишни.
Сеньор Родригеш всегда наливает «с горкой», поэтому мостовая у входа в рюмочную липнет к подошвам. И так будет до самой осени, пока пятна ликера не смоют дожди.
Если других посетителей нет, то сеньор Родригеш просит рассказать что-нибудь о России. В первую нашу встречу он интересовался ценами на сигареты и алкоголь. Во вторую – снегом и морозами. В третью – просил посоветовать русского писателя с чувством юмора. Я посоветовала Чехова, и при следующей встрече сеньор Родригеш ответил:
– Это хороший писатель, но совсем не веселый. Мне кажется, он постиг саудади.
Думаю, со стороны португальца это больше, чем комплимент. Потому что saudade – непереводимое слово, обозначающее особую разновидность португальской тоски – то ли светлую печаль по ушедшему, то ли горькую ностальгию по будущему.
Сегодня сеньор Родригеш спрашивает:
– Правда, что в России не любят геев?
Я не знаю, как лучше ответить, чтобы не разрушить нашу хрупкую дружбу. Лично мне не нравятся геи. Они первыми отвернулись от женщин, поэтому и мне не за что их любить. Зато я симпатизирую лесбиянкам. Иногда я даже жалею, что не являюсь лесбиянкой. Это существенно упростило бы мою жизнь. Жить с женщиной намного приятнее, чем с мужчиной. Кроме того, с ней всегда можно договориться, а с мужчиной ни до чего договориться нельзя. Нельзя даже быть уверенной, что тебя вообще слушают, пока ты договариваешься.
– У нас запрещены однополые браки, – отвечаю я на вопрос.
– Это правильно, – говорит сеньор Родригеш. – От браков должны рождаться дети. В Португалии очень мало детей. Это страна стариков. Даже проститутки – и те старые. Я знаю одну, которой шестьдесят два года, и она все еще работает. Нет, не подумайте ничего такого. Мы с ней просто друзья. Паула часто заходит сюда выпить. Она и сейчас шикарная женщина. Шикарная и старая, как Лиссабон. В молодости у нее был хороший голос, она даже пела фаду. Знаете, я любил ее слушать. Я приходил слушать ее почти каждый день… Но потом Паула связалась с одним человеком и спилась, а он выкинул ее на улицу. Это была несчастная любовь.
Сеньор Родригеш вздыхает и напевает под нос что-то грустное и протяжное, прищелкивая пальцами, словно ловя в воздухе забытые слова.
– Н-да-а… – говорит он. – В Лиссабоне слишком много несчастной любви. Возможно, это из-за саудади… Или из-за экономического кризиса… Или потому, что это последний город на континенте. Дальше ничего нет. Здесь жизнь заканчивается.
Сеньор Родригеш стучит пальцем по столу. Как будто жизнь заканчивается именно здесь, в этой рюмочной, за этим столом.
– Нда-а. Только старики, геи и мигранты. Я почти не слышу детского смеха. Да и откуда ему взяться в таком месте?
Через несколько дней я застаю в рюмочной Паулу – громоздкую женщину с длинными зубами и отечным лицом пьяницы. Ее гепардовые брюки едва сдерживают натиск толстого зада. Криво подведенные брови разъезжаются к вискам. Одной рукой она прижимает к животу дешевую сумку из кожзама, а другой поправляет волосы – этот особый жест женщины, которая хочет понравиться, такой нелепый и жалкий в ее исполнении.
Но сеньор Родригеш не замечает всего этого. Он смотрит на Паулу с грустью и нежностью. Возможно, он видит свою молодость или слышит голос молодой фадишты. На краю континента. В месте, где обрывается жизнь.
Дом с ангелом
Этот трехэтажный дом в Альфаме – воплощение самого Лиссабона. Обшарпанный фасад с пустыми клетками отвалившегося изразца. Высокие арочные окна. Отсутствующие стекла кое-где заменены листами фанеры. По всей длине третьего этажа тянется общий балкон, днище которого тронуто плесенью. У входа в подъезд – выцветшие буквы граффити, поверх которых нарисовано свежее – ангел с мультяшным лицом.
Дом кажется заброшенным. Но если приглядеться – в окнах второго этажа можно различить занавески. Там живет сеньора Гомеш – восьмидесятидвухлетняя старушка в ситцевом платье и толстых очках, последняя квартирантка.
В начале марта владелец дома Карлуш Сантуш получил прекрасное предложение от сети отелей Sweet Home. Компания готова купить это здание при условии, что оно будет свободно от арендаторов. А сеньора Гомеш отказывается съезжать. У нее договор пожизненной ренты. И Карлуш ничего не может с этим поделать. Он даже не может поднять арендную плату. Так что сеньора Гомеш платит за квартиру тридцать евро, в то время как ее рыночная стоимость приближается к четыремстам.
Каждый понедельник Карлуша начинается с похода к сеньоре Гомеш. Он поднимается к ней по лестнице с печеньем в бумажном пакете и лицом человека, идущего на эшафот. Он трижды стучит в квартиру бронзовым дверным молоточком в форме руки, сжимающей шар.
– Сеньора Гомеш, – говорит Карлуш. – Вы подумали о той квартире? С видом на парк.
– Ах да, – говорит сеньора Гомеш. – Это хорошая квартира. Мне особенно понравилась душевая кабина. Для моих лет это очень удобно. А то я всегда боюсь поскользнуться, когда выбираюсь из ванны.
– Так вы переедете?
– Ох, Карлиньюш. Это далеко от нашего района. Ведь я прожила здесь большую часть жизни. Я помню тебя вот таким мальчиком… И потом, как же я брошу Ракель?
– Вы доедете до Ракель за двадцать минут. Я могу оплачивать вам такси… Я ведь говорил, что квартплата останется прежней? У вас будут лифт и кондиционер. И никакой плесени! Вы сможете гулять в парке… И, конечно, пользоваться душевой кабиной… На новом месте вам будет гораздо лучше!
– Ох, Карлиньюш. Над этим надо серьезно подумать, – говорит сеньора Гомеш. – Такие вопросы быстро не решаются.
Покинув дом с ангелом, Карлуш отправляется в бар к своему другу Томашу выпить пива.
– Эта ведьма никогда не съедет, – жалуется Карлуш, чуть не плача. – Я уже два месяца предлагаю ей варианты. Один другого лучше. Но она только песок в глаза сыплет.
– Она такая старая. Не будет она
